web analytics

Екатерина Шушковская

Современная поэзия

Просто жизнь. Глава 9.

Как-то я пришла проведать Романа. Верочки не было дома. Обычно она , как гостеприимная хозяйка, всегда приготовит либо чай, либо кофе. Роман едва ходил. Он напоминал лёгкое деревце на ветру. Сил уже совсем не оставалось, но он стал за мной ухаживать: готовить мне кофе. Я пыталась с этим бороться словесно, я видела, каких неимоверных усилий от него требуется просто устоять у плиты. Но победил Роман. Он его приготовил, это , будь оно неладно, кофе и, кажется, был очень доволен этим обстоятельством. Ему хотелось и за мной поухаживать, и показать, что в силах делать что-то в этой жизни.
Видно было, как стремительно прогрессирует болезнь.
А за окном было лето. Природа, будто в насмешку цвела: сверкало солнце, голубело небо и уходил Роман. Через несколько дней он слёг и больше сам ходить уже не мог. Я звонила ему с работы, телефон стоял у него рядом с кроватью и мы разговаривали. Роман недоумевал по поводу своей слабости. Толи он не хотел и не мог признать сам факт страшной болезни, толи он пытался защитить меня от этого факта. Не знаю, думаю, что человек до последней минуты не верит, что его может вдруг не стать. Жизнь будет продолжаться, но без него. Я, несмотря на то, что всё видела и знала, тоже не верила. Понять, как уживаются рядом эти две мысли, невозможно, но это так. Лекарство Романа (уколы) стоили бешеных денег. На то время 16 тысяч одна ампула. Вводить надо было 5 ампул сразу. Помогали все. Сотрудники « Роно», и наши сотрудники. Ту материальную помощь, которую изредка выплачивали, людям, они сами отдавали на лекарство. Вот такие у нас есть люди. Жили все в то время материально очень тяжело. Мы это помним. Я никогда не пользовалась своим правом на материальную помощь, как многодетная мать, но тут уже я написала заявление на работе и сразу мне выплатили. Покупали Роману этот реаферон и таблетки, которые ему были выписаны ещё в клинике. Мы очень надеялись на уколы. Нам надо было на что-то надеяться. Я нашла ему милую медсестру с «лёгкой рукой». Больше ничем существенно мы помочь не могли. Болезнь нам это не позволяла. Мама Романа жила с ними же, но Роман после приезда из клиники , так и не хотел, чтобы мама, хоть чем-то ему помогла.
Уже не помню, но через 2-3 недели, кажется, Роман перестал открывать глаза. Я пришла к ним и Верочка прямо с порога сообщила мне эту новость. Я зашла в комнату к Роману. Казалось, что он спит. Я собиралась выйти.Решила спросить тихо спит ли он . Он ответил:
-Я никогда не сплю.
-А отчего же вы на меня не смотрите, я извела кучу косметики, а нынче она не выдаётся благотворительно, оцените мои титанические усилия. Вежливость просто требует этого.
Или я вам не нравлюсь и надоело лицезреть?
Роман сделал гримасу, что означало — ДА!
-Ничего, ничего товарищ-господин директор. Это «Ваньку ломать» » вы можете, пока на больничном. Выйдите на работу — «отольются кошке мышкины слёзы». Отомщу, за мной не заржавеет.
Я всё время пыталась, хоть как-то увести его от тяжких дум, хоть на время, и никогда с ним не разговаривала, как с больным. Хотелось надеяться, что это даёт стимул ему не терять надежду. Сил у него не оставалось, даже на то, чтобы самому повернуться. Я стала Роману помогать повернуться на другой бок. От усилий , пытаясь мне помочь, он распахнул глаза. Что меня подтолкнуло не знаю, но я взмахнула рукой перед его открытыми глазами. Он не отреагировал. Роман ослеп. Он принял эту беду в одиночестве. Не хотел нас с Верочкой расстраивать.
Мужество этого человека поражало. Он не мог смотреть жестокие фильмы, он падал в обморок при виде крови, он не мог видеть в жизни унижение людей, животных, но он без единого слова жалобы принял эту трагедию и промолчал. Роман любил нас больше, чем самого себя, то есть больше жизни.
Я, конечно, не сказала ему ничего. Сделала вид, что не знаю. Раз он так хотел, пусть так и будет.
Но я стала Романа периодически заставлять ходить со мной по квартире, очень боялась, что можно спровоцировать пневмонию, из-за постоянного горизонтального положения.
Мне физически не тяжело было это делать. Роман так исхудал, что был похож на подростка.
Вере кто-то из музыкантов (старый знакомый ещё из ранней молодости) сказал, что есть уникальный доктор, который берёт больных онкологией, от которых уже «отказались» врачи, и ставит на ноги каким-то, только ему известным, методом. Верочка сначала мне ничего не говорила, но потом не удержалась (всё-таки появился лучик надежды). Она мне рассказала всё. Я , конечно, понимала, что секретность этого процесса заключается в том, что доктор берёт деньги из рук в руки, минуя налоговую службу. Но это может быть и не врач, это может быть мошенник, понимающий, что человек пришёл к нему с последней надеждой и деньгами. Предприятие мне представлялось опасным и я сказала Вере, что пойдём вместе. Она попыталась сопротивляться, условия ей такие поставили: никто не должен знать и прийти она должна одна. Понятное дело, что я её отпустить одну не могла, отговаривать не хотела, а вдруг , действительно, панацея от беды. Не могла же я не проверить это. Но и опасность я тоже понимала. Самое главное, если бы с нами что-либо случилось, то Роман лежал бы один слепой в квартире и погибал, думая, что его бросили, предали.
В их доме ниже двумя этажами жила женщина-медработник. Мы с нею договорились , что в том случае, если с нами произойдёт что-то непредвиденное, то она Романа отправит в больницу и не даст ему остаться одному.
Вера всё переживала, что нарушает условие и придёт не одна. На тот момент мы с нею уже перешли на «ты».
-Посмотри на нас. Мы же очень похожи. Скажешь, что я твоя сестра и сопровождала лечение больного, что и было на самом деле. Мы взяли с собой все заключения и рентгеновские снимки Романа. Вера взяла и деньги. Я сказала, чтобы она об этом и не заикалась на встрече. Посмотрим на доктора, поговорим, а там будет видно.
Встреча была назначена в метро, а потом нас поведут к врачу. Я приехала заранее. Посмотреть хотела на обстановку, когда подъедет Вера, а потом уже подойти.
Особенного я ничего не заметила, правда народу было много. Сложно было что-либо и заметить. Подъехала Верочка и мы встретились. Подошла к нам девушка и представилась. Сказала, что она помощница доктора. Он гениальный человек, но практикует в глубокой тайне. Она нас провела несколько кварталов и мы подошли к зданию, которое уже было подготовлено к капитальному ремонту. То есть там не было жителей. По каким-то узким коридорам подсобной части помещения мы подошли к двери за которой , видимо и был кабинет гения от медицины.
Слышен был разговор, очевидно, по телефону. Минут через пять мы были приглашены в кабинет.
Если бы театр ставил пьесу на медицинскую тему, то и тогда интерьер был бы продуман более тщательно, более правдоподобно.
Здесь стоял полуразрушенный шкаф-сервант. На нём присутствовало несколько пузырьков аптечного вида. Завершал картину шприц, который лежал в медицинской металлической поддоне не первой свежести. Точного названия этой штуки не знаю. За столом сидел красавец мужчина лет 35-40 и перед ним была толстенная регистрационная книга. Много же клиентов у секретного доктора.
Всё это было очень неубедительно. В кабинет стали заходить, то один человек, то другой. Я спросила, почему не соблюдается конфиденциальность, всё-таки наша медицинская тема не для посторонних людей предназначена. Подала , доктору снимки Романа. Он , бросив мельком взгляд на снимок, стал убеждать, что ничего страшного не видит. Берётся лечить. Он действительно не видел. Я знала, что там и где смотреть — научил профессор Лебедев, а этот доктор не знал. Я уже понимала, что нам с Верочкой дико повезёт, если мы из этой ситуации выйдем без потерь в своих рядах, или всего ряда.
Веру я предупредила заранее, что буду говорить я , а она будет открыв рот, кивать.
Надо сказать , она была умницей и нас не подвела. Наш уникальный доктор очень понадеялся на своё обаяние. Глаза у него большие и чёрные. Смотрел, так , типа может гипнотизировать.
Думаю, ему казалось, что может. На меня он не произвёл никакого впечатления. А вот его речи, как раз и произвели: сразу стало всё на свои места. Чистой воды мошенничество. Я не стала оглашать это, поскольку товарищам изначально о себе было всё известно. И дразнить «гусей» было глупо. Надо возвратиться ещё к Роману, который нас ждёт. Поэтому, я поблагодарила за консультацию и сказала, что окончательное решение будет за самим больным.
-А зачем это его спрашивать — заявил доктор. С ним советоваться не надо. Но все предыдущие назначения врачей надо прекратить. Они не помогут. Буду лечить только я и гарантирую вам, что вылечу больного.
Я сказала, что у нас здравомыслящий взрослый человек, жизнь это его и решать будет он.
Мы сообщим о результате, буквально сразу после разговора с больным. Со своей стороны попытаемся его убедить.
На этой тёплой ноте мы стали прощаться. Из здания мы вышли относительно спокойно. Ноги, конечно, слушаться не хотели. Но остальное тело желало- домой, домой, домой!
Мы сели в метро. Нас, конечно «вели» и мы говорили с Верой о ценах, барахле и вели пустые бабские разговоры, на тот случай, если экскорт нас слышит. Уже доводить до квартиры, где лежит Роман мы не стали, зашли к знакомым, они нас подбросили машиной к дому.
Сначала зашли к соседке, которой оставили ключи и от неё я позвонила на Песочную профессору. Мне надо было ещё раз убедиться в верности принятого решения. Ещё раз и убедилась в своей глупости. Но мне необходимо было иметь хотя бы видимость надежды. Лебедев , конечно, сказал, что от меня он не ожидал таких авантюр, что очень опасное предприятие сотворили, что если бы нашёлся такой гений-врач, то он не только бы не прятался для секретного лечения , мыкаясь с больными по разрушенным зданиям, но и сразу получил бы целую клинику с персоналом вдобавок. Мир бы такого врача поднял бы на руки. Слава покрыла бы его голову.
Мы поднялись, наконец, в квартиру. Роман ждал, что я скажу. Еле ворочая языком я сказала, мне пришлось сказать, что это просто мошенники. Он ответил, что так и думал.
Надежды больше не оставалось. Но мы её придумывали. Так было легче.

Продолжение следует.