Просто жизнь. Глава 11.
Шестого ноября хоронили Романа. Это были осенние каникулы и детей в учреждении не было. Собралось большое количество людей. Были и друзья по учебе, друзья по работе – музыканты из оркестра Кировского театра, просто знакомые. Представители из Исполкома и РОНО. Мы отправились сначала в церковь. Отпевание Романа происходило в церкви Святого Иоанна , находящейся прямо на Волковском кладбище. Верочка забыла свою сумочку с документами у меня в кабинете и мне пришлось за ними ехать. В сумке лежало свидетельство о смерти, оно было необходимо при захоронении. Так я больше его и не видела. Когда я возвратилась, то гроб уже был закрыт.
В этот день в городе шёл пушистый снег. Рано пришла зима. Природа провожала Романа белым снежным, воздушным ангельским крылом.
Мир был спокоен, наряден и совершенно пуст.
Существует осязаемая связь ушедших и оставшихся душ. Это так. У меня было много случаев для того , чтобы в этом убедиться. Конечно, можно мои слова воспринять, как «закидоны» экзальтированной дамочки, но , уверяю вас, это не так. Я первое время не могла уйти с кладбища. Приходила каждый день. Мне это было необходимо. Старинное кладбище будто меня ждало.
То есть, души ушедших радовались моему приходу. Я так чувствовала. Уходить было очень трудно, так как я не могла никак оставить его одного в этой холодной земле и идти в уют и тепло. Чувствовала себя предателем. Темнеет у нас быстро в это время года, и собаки, которые живут на кладбище, становятся защитниками территории и могут броситься на человека. Днём они себя ведут, как лапочки. Ждут угощения с голодными глазами. Но собаки меня не трогали. Как только я выходила из ворот, мне сразу подавался муниципальный транспорт. Как будто только меня и ждал. В другое время здесь не дождаться ничего движущегося.
Как-то, я только вышла из ворот, а троллейбус уже уезжал. Я сказала: «Ну, вот, сегодня Вы не успели для меня подать транспорт». Троллейбус тут же остановился. У него «отпали усы», он открыл двери просто передо мной. Можно сказать совпадение.
Мы с Верочкой часто ходили вместе на кладбище. Было заведено: если приходит кто-то один из нас, то второму, прямо за могилой оставлялись свечи, вдруг по дороге не успеет купить.
Верочка привела из Таллина большие широкие и устойчивые две свечи, передала мне, а сама по каким-то причинам в этот день не могла идти со мной. Я поставила в обычное место её — Верочкину свечу, а вторую, свою, тоже в определённое и постоянное место. Зажгла обе и села на лавочку. Свеча Верочкина постоянно гасла. Моя свеча горела. Я вставала и снова зажигала погасшую свечу.
В тот день я уже по работе много ходила и ноги здорово устали. Я посидела минуту-две на лавке и, прежде, чем снова встать и зажечь фитиль, сказала: «Ну и зачем это делать? Пусть свеча горит». Просто на моих глазах из земли, точнее из снега на земле вышел столб огня , окутал свечу и зажёг фитиль. Свеча горела также, как и первая, моя. Я почему-то восприняла это тогда, как должное .
У меня на сейфе стоял портрет Романа . Сделали его из обычной небольшой фотографии, что называется «на быструю руку», я обвела портрет чёрным жирным широким фломастером. Ровно на 40- ой день, (правда, я не сразу и заметила), рамка стала малиново-красного цвета. Можно сказать «вылиняла». Но произошло это не постепенно, а внезапно. Ровно в этот день.
Работать я старалась вовсю, так как это было необходимо самому учреждению, мне самой быть в полной нагрузке, и хотелось для Романа Александровича. Он очень любил свою работу, это было ему по-настоящему дорого в жизни. Больше для него я сделать ничего не могла.
Надо сказать , постоянно друзья-братья Романа звонили, спрашивали чем помочь, беспокоились.
Иногда встречала на могиле маму Романа.
Кажется это было 8 марта. В конце дня нас поздравили мужчины и было шампанское. Одна дама начала мне рассказывать некрасивую историю , в которой, якобы, присутствовал Роман. Я отошла к другой группе людей, чтобы не слушать всего этого. Ночью мне впервые после смерти приснился Роман. Мы стояли в саду, в весеннем саду, возле свежевыструганной беседки из дерева. Она не была изящна, скорее грубовато сколочена, но она пахла свежим деревом очень «вкусно». Роман был ещё слаб, но уже стоял на ногах возле меня. Он взял мою руку, и во сне я более чем реально, ощутила тёплую кожу ладони. Он начал смотреть мне в глаза очень долгим взглядом, как будто «до самого дна» и сказал:, Екатерина Михайловна, я очень, очень вас прошу не слушать никаких разговоров.»
Потом раздвинулась панорама сада, будто всё было просто нарисовано на театральных кулисах, и мы прошли внутрь. Там была берёзовая роща на берегу реки или озера. Берёзки молоденькие и нежные. Мы сели на берегу на траве и о чём-то долго говорили. О чём не знаю. Надеюсь, осталось в подсознании.
Ощущение реальности прикосновений, запахов, взгляд — всё это было более, чем настоящее. Вот так.
На следующее утро ко мне подошла «говорунья» и сказала, что ей было этой ночью так плохо, что она думала: это-всё! Я только ответила, что плохо ей было ровно в 4.00 ночи. Она очень была удивлена моей осведомлённостью. Я добавила, что никогда не буду слушать её и советую ей никогда плохо не говорить об ушедших. Это только кажется, что они себя не могут защитить Очень даже могут.
Я случайно проходила недалеко от Верочкиного дома. Было холодно. Зима. У магазина стояли пожилые женщины и торговали кто чем. Пенсии не хватало на жизнь. Узнала среди них Веру.
Она уже хорошо замёрзла и была похожа на голубую сосульку. Я потащила её, а она потащила меня греться в дом чаем. Чая явно было недостаточно для быстрого согрева и мы решили согреваясь, отметить нашу случайную встречу. Мы уже на тот момент, конечно, чувствовали себя родными людьми. Когда Верочка пришла в состояние расслабления (иначе, вряд ли она бы мне это рассказала) , то поведала мне о письме, которое ей недавно пришло от Романа. Письмо пришло по почте. Сначала она упала в обморок, от страха или другого похожего чувства. На конверте был почерк Романа. И само письмо написал Роман. (Конечно, когда был жив).
В этом последнем письме, через более чем год после своей смерти, он просил прощение у Веры и признавался ей в том, что у него растёт дочь. Очень просил Верочку позаботиться о девочке.
Вера плакала, как ребёнок, она вспоминала и своего погибшего малыша, и этот удар был уже ей не по силам. Я не могла сказать ей, что мне это было известно. Девочка должна была только идти в школу, когда умер Роман. Он успел маму с дочкой обеспечить однокомнатной квартирой, на юг в последний раз, когда для него это было смертельно опасно, он поехал ради ребёнка. Вывез дочку на море.
Я ничего не могла сказать. Что посоветуешь? Неизвестно, как бы я поступила, если бы меня обманывали так. Я больше к этой теме никогда с Верой не возвращалась. Знаю, письмо она порвала. По крайней мере, она мне так сказала.
Вера стала реже ходить на кладбище, но время шло и обида была глубокой. В начале осени я уезжала из Питера отдыхать на 2 недели. Когда приехала мне поступил звонок от общей знакомой (познакомились на похоронах Романа), что Вера лежит в Колпино в больнице после 2-ух операций. Попала в автомобильную катастрофу.
Встретился ей мужчина. Кажется, она его полюбила. Приобрела сама для него машину, ехали ставить на учёт. Он недавно прошёл курсы вождения. За ними , по второй полосе ехала фура. Новоиспечённый водитель перепугался и резко повернул в кювет Джип был железный. Верочка железной не была. Сам водитель отделался переломом или вывихом тазобедренного сустава. Лежал в той же больнице, что и Вера. Он даже не узнавал у медперсонала, как там его женщина себя чувствует. Вера умерла после второй операции. Я успела приехать, чтобы похоронить её. Конечно, я выполнила её просьбу, (говорили как-то с нею на эту тему), и похоронила её с Романом. Сейчас они вместе.
У меня вновь произошла встреча с мамочкой Романа. Она была на могиле и очень жаловалась на то, что одинока. Жаловалась, что жизнь несправедлива, ушёл любимый сын и любимая невестка и вот, она одна-одинёшенька. Кто будет с нею в последние минуты.
Тут я ей и сказала, что она не одна. У Романа растёт доченька, у бабушки есть самая, что ни на есть родная душа, её внучка и, что мама её внучки будет присматривать за нею. Я могу помочь им познакомиться.
Но пожилая женщина очень быстро свернула тему на моих деток. Они её, якобы, больше волновали. Она не хотела ни своего сына, ни своей внучки. Больше я с нею не встречалась.
Каждый год мы с друзьями- братьями идём к Роману. Он оставил мне в наследство свою братскую любовь и уважение к этим вечным мальчишкам с седыми висками.
С годами наше братство даже выросло. Добавилось ещё четыре человека, которым дорога память об этом человеке, возможно и нам тянет.
Знаю только одно, ушедшие нас видят и видят наши поступки, как плохие, так и хорошие. Нам видеть их не дано. Разве, что во снах. Но сны ли это?
Моим дорогим друзьям я посвящаю эти строки:
Друзья мои, в который раз,
Нас собирает память жизни,
Мы верность ей храним сейчас,
Как и любовь к своей Отчизне.
Спокойно смотрим мы вперёд,
И пройденного нам не стыдно,
Труба, как прежде, нас зовёт,
А что там дальше — будет видно.
Предначертанья не прочесть,
Долги раздать — тут дело чести,
Ещё в душе надежды есть,
Осуществим, коль будем вместе.
Пройдём свой путь, за шагом шаг,
Стеной другого измеренья,
Бог отделит души очаг,
От плоти своего творенья.
И, ощутив души полёт,
Свободу, лёгкость, бесконечность,
Суть, наконец, душа поймёт,-
И поразит своя беспечность.
Что прожито, то не вернуть,
Не изменить, не оправдаться,
Возможно, верным был тот путь,
Дай Бог. И это может статься.
Нам очень дороги дела
Всей нашей жизни во Вселенной,
Душа в них болью проросла,
Монетой стала неразменной,
И радостью, что дал итог,
Коль результат пошёл всем впрок.
Нельзя нам равнодушно жить,
И взвесив скрупулёзно строго,
В душе и памяти хранить,
Всё, что успеем до ИТОГА.